Более сорока недопустимых доказательств, украденная стадия дополнения, издевательства судьи. Заседание 13 апреля 2021 года

На судебном заседании по делу Кантемира Карамзина 13 апреля 2021 года, продолжавшемся с 11.00 почти до 22.00, было удовлетворено ходатайство прокурора о частичном отказе от обвинения Карамзина. Сам обвиняемый юрист назвал этот “бессовестным спектаклем”. Затем Карамзин представил ходатайства о недопустимости большого количества доказательств, которые были собраны следствием с нарушением Уголовно-процессуального кодекса и в результате провокации. На этом заседании Карамзин давал показания, также было заявлено три возражения на действия председательствующего.

После 21.00 судья Баранова неожиданно для стороны защиты объявила о стадии дополнения в судебном следствии, лишив подсудимых и их адвокатов возможности подготовиться к представлению новых доказательств на этой стадии и объявив окончание судебного следствия и переход на следующем заседании к прениям сторон. Помимо этой уловки, лишившей сторону защиты возможности использовать стадию дополнения для защиты подсудимых, судья Баранова в ставшей на этом процессе уже привычной для нее неуважительной по отношению к Карамзину и его защитникам манере не давала возможности Карамзину полностью заявлять мотивы его ходатайств, хотя это было принципиально важно и необходимо для фиксации в протоколе судебного следствия всех многочисленных процессуальных нарушений, допущенных предварительным следствием, но игнорируемых судом. Судья постоянно прерывала речь Карамзина, что создавало ему серьезные препятствия в осуществлении своей защиты, физически и психологически изматывало его.

“Бессовестный спектакль”. Прокурор снимает обвинение в порче ноутбука

В начале заседания 13 апреля прокурор заявила ходатайство о частичном отказе от государственного обвинения по части первой статьи 167 (” Умышленные уничтожение или повреждение чужого имущества, если эти деяния повлекли причинение значительного ущерба”) – по эпизоду с якобы порчей ноутбука.

Прокурор сказала, что “Карамзиным было умышленно повреждено имущество, стоимость которого с учетом амортизации износа 100% составляет ноль рублей” и “причинение значительного ущерба в действиях Карамзина отсутствует”.

Карамзина возмутила позиция прокурора. Он заявил, что отказ гособвинителя носит попытку имитации исполнения прокурором своих должностных обязанностей.

“Это абсолютная фикция, издевательство над смыслом и сутью судебного процесса и правосудия, поскольку прокуратура на протяжении двух лет выдвигала абсолютно бессовестные и пустые обвинения. Нельзя превращать уголовный процесс в фикцию, нельзя два года заниматься тратой государственных денег… Я считаю, что такой отказ принят быть не может, и действие прокуратуры в фальсификации двухлетнего обвинения создано только для того, чтобы изменить подсудность с судов города Москвы на подмосковные суды. Это ярчайший признак недобросовестного использования процессуальных обязанностей. Сначала придумали фиктивное обвинение, при помощи этого фиктивного обвинения дело передали в Сергиево-Посадский суд. А теперь от него отказываются. Это фикция, спектакль, бессовестный спектакль”, – заявил Карамзин.

Судья при вынесении решения по ходатайству прокурора все же снова повторила обвинение, которое ранее уже было опровергнуто показаниями свидетеля адвоката Асрияна:

“Карамзин, преследуя цель умышленного повреждения чужого имущества, причинения ему значительного ущерба, действуя умышленно, схватил обеими руками со стоящего в следственном кабинете стола и не менее двух раз ударил о пол следственного кабинета служебный ноутбук, повредив его, в результате чего согласно сведений, полученных ООО “Компания Серсо”, были выявлены многочисленные повреждения корпусных элементов ноутбука. В результате повреждения ноутбука стоимость его ремонта составила 20 000 рублей, в связи с чем ГСУ СК России по Московской области, в собственности которого находится ноутбук, причинен значительный ущерб”.

Судья постановила прекратить уголовное преследование Карамзина по части первой статьи 167 Уголовного кодекса Российской Федерации.

“Неожиданно” обнаруженный рапорт следователя

Затем суд несмотря на возражение Карамзина и защитников приобщил по ходатайству прокурора к материалам дела недопустимое (по мнению защиты) доказательство – рапорт следователя по особо важным делам следственного отдела по городу Балашиха ГСУ СК России по Московской области Николаева, который докладывает, что выяснил по телефону у следователя четвертого отдела ОВД по ЮЗАО ГУ МВД России по городу Москве Ларина, что тот постановление о приостановлении следствия не выносил, а, вероятно, по ошибке приобщил черновик к материалам уголовного дела. Данное постановление о приостановлении следствия, согласно позиции Карамзина и защиты, делает все доказательства по делу, полученные после 16 мая 2016 года, недопустимыми. Очевидно, прокурор оперативно отреагировала на соответствующее ходатайство Карамзина, заявленное накануне, и уже на следующий день нашла нужный рапорт.

Сам рапорт Николаева, который “исправляет недостатки предварительного следствия”, Карамзин назвал недопустимым доказательством, а адвокат Каратаев добавил, что неизвестен источник его поступления, отсутствует сопроводительное письмо, в котором бы этот рапорт направлялся прокуратуре, также неясно, каким образом рапорт попал в прокуратуру, что не позволяет убедиться в его подлинности, а сам следователь Николаев ничего в своих показаниях относительно этого рапорта и сведений, изложенных в этом рапорте, не говорил.

Вместе с тем судья отказала удовлетворить заявленное накануне ходатайство Карамзина об оглашении показаний начальника СИЗО №8 Сильвестрова.

Ходатайства о недопустимости доказательств

Затем Карамзин продолжил зачитывать начатый на предыдущем заседании список своих ходатайств о недопустимости большого ряда доказательств обвинения.

Во время заявления Карамзиным ходатайств (всего их было заявлено более сорока) судья постоянно его останавливала, не давая возможности заявлять мотивировочную часть ходатайств и необходимые доводы для того, чтобы они были зафиксированы в аудиопротоколе заседания. Среди доводов Карамзина были факты, указывающие на нарушения Уголовно-процессуального кодекса и провокацию. Также судья сама тезисно зачитала часть ходатайств Карамзина, опуская в них многие важные детали.

Нарушение правил подследственности

Карамзин просил признать недопустимыми доказательства по эпизоду с ноутбуком и даче взятки, так как расследование было произведено с нарушением правил подследственности, а письменное решение руководителя о передаче дела с изменением территориальной подследственности не принималось, в связи с чем принятие дела в производство балашихинским следователем неправильно, а все доказательства, собранные в этой части, недопустимы.

Незаконная и отредактированная запись телефонного разговора

В ходатайстве о признании недопустимым доказательством CD-R диска с фонограммой телефонного разговора между Портным и сотрудником ФКУ СИЗО-8 Зуевым Карамзин сказал, что в материалах уголовного дела отсутствуют сведения о том, что указанная скрытая фонограмма была записана государственным служащим СИЗО-8 Зуевым в соответствии с требованиями какого-либо закона либо получена в рамках следственных действий или иных процессуальных действий, предусмотренных УПК РФ. Это делает данную запись незаконной и недопустимой в качестве доказательства. Кроме того, Зуев записал только те моменты, которые выгодны стороне обвинения, произвел скрытую запись Портного, не предупредив его о применении технических средств. Также запись получена в результате провокации: Зуев притворился коммерсантом, гендиректором СК “Гарантстрой”.

Судья препятствует защите

Судья в очередной раз прервала речь Карамзина и стала настаивать на том, чтобы Карамзин тезисно оглашал свои ходатайства, угрожая расценить зачитывание Карамзиным доводов его ходатайств как неподчинение распоряжениям председательствующего и как злоупотребление процессуальными правами.

Карамзин заметил, что следствие длилось два года и его пребывание в СИЗО длилось два года, теперь же судья не дает ему возможность изложить его доводы для занесения их в протокол.

Судья продолжала требовать от Карамзина не зачитывать доводы ходатайств и заявила, что провокация не относится к признакам недопустимого доказательства. Также судья остановила Карамзина, когда он стал приводить ссылки на прецеденты из судебной практики – постановление судебной коллегии Верховного суда, решение Европейского суда по правам человека.

“Для кого говорю? Я не пойму никак”, – произнесла судья грубым тоном.

Позиция и сам тон судьи (который не может фиксировать официальный письменный протокол заседания) вызвали недоумение и возмущение Карамзина и его адвокатов.

“Я не знаю, как я должен защищаться”, – произнес Карамзин, обращаясь в своим адвокатам.

Попытки Карамзина сослаться на позицию пленума Верховного суда по вопросу о прецедентах в судебной практике, попытка адвокатов Каратаевой и Шумилова возразить на действия председательствующего не подействовали на судью – она продолжала почти срываясь на крик и с очень грубыми интонациями требовать озвучивать ходатайства “в той вариации, которая допустима”.

Затем судья поставила перед Карамзиным и его защитниками еще более абсурдные и невыполнимые требования – она объявила перерыв на две минуты для того, чтобы защитники, по ее словам, помогли Карамзину заявить его ходатайства так, как считает нужным судья (при этом судья видела, что речь идет о большом количестве объемных ходатайств, переформулировка которых “на ходу” за две минуты невозможна и любое сокращение которых не может не привести к утрате принципиально важных для протокола доводов).

На возражение адвоката Шумилова, что две минуты – это недостаточно и что заседание накануне закончилось в восемь часов вечера, что не дало возможности защите подготовиться, судья ответила, что у защиты якобы было время “до процесса” и было время, пока она писала постановление (на текущем заседании).

Судья также заявила, что несмотря на то, что данные ходатайства она не дала заявить на предварительном следствии, они должны быть известны защитникам, и поэтому за две минуты они могут их переформулировать.

“Просматривайте его ходатайства, я не знаю, параллельно с заявлениями, как угодно”, – сказала судья.

Попытки адвоката Шумилова указать на невыполнимость выдвинутых требований судья назвала пререканиями с ней.

“Перерыв две минуты. Помогайте ему сформулировать ходатайство. Что непонятного?” – заявила судья, демонстрируя пренебрежение требованием уважения ко всем участникам процесса.

Во время перерыва Карамзин при общении с адвокатами заметил, что впервые за свою 25-летнюю практику сталкивается с подобным поведением судьи, которая закрывает рот подсудимому и не дает осуществлять защиту.

Нарушения при оформлении результатов оперативно-розыскной деятельности и вещественных доказательств

После перерыва Карамзин продолжил зачитывать свои ходатайства, подстраиваясь, по его словам, под незаконные требования судьи.

Карамзин заявил ходатайство о признании недопустимым доказательством протокола осмотра и прослушивания фонограммы на CD-R диске с номером 11 и самого диска (на диске записан разговор от 17 октября 2019 года между Портным и Зуевым в ресторане KFC). В протоколе искажены существенные обстоятельства, есть ряд повторяющихся ошибок нарушения УПК (нет разъяснения прав и обязанностей дающим показания, отсутствует запись о разъяснении прав, обязанностей и порядка производства следственного действия, которая должна быть удостоверена подписями всех участников, а сама фонограмма передана незаконно – она должна быть передана следователю в опечатанном виде с сопроводительным письмом, с указанием даты, времени начала и окончания записи переговоров, кратких характеристик использованных при этом технических средств. Среди прочего не указано, кем и когда санкционированы конкретные оперативно-розыскные мероприятия (ОРМ), в результате которых получены записи, информация указана обобщенно. Ни постановление, ни сопроводительное письмо не содержат информации о времени, месте и обстоятельствах получения каждой записи встреч в ходе оперативно-розыскной деятельности, не содержат описания индивидуальных признаков каждой из четырех направляемых записей встреч (формат файла, продолжительность, размер и т.д.).

Судья снова стала останавливать Карамзина и требовать от него излагать ходатайства в сокращенном виде. Постоянные окрики судьи создавали трудности Карамзину при изложении сложной для изложения информации о допущенных следствием нарушениях. В один из таких моментов Карамзин произнес:

“Вы специально делаете, чтобы у меня давление поднималось? Я не пойму. Я всеми силами делаю, чтобы врача не вызывать, скорую помощь, чтобы закончить процесс”.

Однако судья продолжала постоянно прерывать Карамзина, сбивая его, создавая психологически очень сложную для него ситуацию, лишая его возможности зафиксировать для аудиопротокола все найденные им нарушения, допущенные следствием.

Карамзин отметил, несмотря на попытки судьи не дать ему произнести данные доводы: запись, которую в отсутствие сопроводительного письма и постановления Зуев передал начальнику СИЗО №8 Сильвестрову и которая не была оформлена должным образом в конверте в материалах дела, не может быть допустимой. Аналогичные нарушения Карамзин нашел и в отношении других вещественных доказательств – записей на дисках.

Нарушения правил изъятия и допроса

Далее Карамзин заявил ходатайство о признании недопустимым доказательством мобильного телефона iPhone XS Max, который был изъят у Портного с нарушением УПК – на основании незаконного, недопустимого протокола обследования помещений, зданий, сооружений, участков местности от 17 октября 2019 года. В протоколе не указаны имя, отчество каждого лица, участвующего в следственном действии. В протоколе указано, что он составляется в соответствии с постановлением о проведении ОРМ от 16.10.2019 года, но данное постановление об ОРМ, в том числе и рапорт по результатам этого ОРМ, не содержит сведений о том, что у Портного должен быть изъят телефон, хотя в силу Федерального закона об ОРД изъятие телефона в ходе ОРМ возможно только на основании постановления, и если кто-то хотел изымать телефон у Портного, должен был это внести в постановление об ОРМ. Также телефон изъят с нарушением права на защиту и права не свидетельствовать против себя: из протокола видно, что оперативный сотрудник в ходе составления протокола допрашивает Портного. В ходе этого допроса Портной сознается в совершении преступления. Портной не только признался в преступлении, но и выдал телефон, что является нарушением, потому что эти действия должны сопровождаться разъяснением права на защиту. Также для Портного не был приглашен защитник.

Ссылка в протоколе на утратившую силу статью УПК и др. нарушения

Карамзин также ходатайствовал о признании недопустимым доказательством протокола осмотра предметов, согласно которому осмотрен мобильный телефон iPhone XS Max и банковские карты, изъятые у Портного. В протоколе следователь ссылается на положение статьи 177, которая утратила силу, игнорирует часть третью статьи 180 и после осмотра телефона не определяет его места хранения, и только спустя четыре месяца следователь говорит о том, что на телефоне появились повреждения поверхности в виде трещин, хотя их в протоколе осмотра не было.

Нарушения в оформлении еще одного протокола

В следующем ходатайстве Карамзин говорил о недопустимости в качестве доказательства протокола осмотра предметов от 7 ноября 2019 года, поскольку к нему приложены изображения, якобы полученные в телефоне, но откуда они получены, неизвестно, и заверены подписью, которая не принадлежит следователю Южакову, о чем говорится в прилагаемых Карамзиным заключениях специалистов. Кроме того, следователь, по словам Карамзина, “выдумывает” приводимые в описании сведения о фотографиях.

Доказательства, полученные в результате провокации

Далее Карамзин ходатайствовал о признании недопустимым доказательством денежных средств в общей сумме 50 000 рублей, в количестве десяти купюр, достоинством по 5 000 рублей, которые были изъяты в ходе обследования помещения с изъятием предметов от 17 октября 2019 года у Зуева, ранее переданных ему Портным. Указанные доказательства являются недопустимыми, поскольку получены Зуевым в результате провокации.

Незаконно полученная и фальсифицированная фонограмма

Далее Карамзин ходатайствовал о признании недопустимым доказательством DVD-R диска с аудиозаписью разговора, состоявшегося 16 октября 2019 года между Карамзиным и Зуевым в помещении СИЗО-8. Фонограмма на этом диске произведена незаконно, потому что в материалах о проведении оперативно-розыскного мероприятия, начиная с постановления и заканчивая результатами, постановлением о результатах, не включена какая-либо встреча между Карамзиным и Зуевым от 16 октября.

Карамзин приложил к своим ходатайствам заключение специалиста, из которого видно, что следователь все протоколы сопровождает одной фотографией диска, как будто сделанной в результате одного осмотра.

Карамзин считает, что перечисленные им нарушения оформления протокола и вещественных доказательств – диска – свидетельствуют о стремлении скрыть фальсификацию аудиофайла от 16 октября 2019 года, потому что файл фальсифицирован путем монтажа.

Аналогичные нарушения Карамзин отметил и в ходатайстве о признании недопустимым доказательством протокола от 28 октября 2019 года осмотра и прослушивания фонограммы разговора 17 октября между Карамзиным и Зуевым, а также самого диска.

Судья Баранова при заявлении Карамзиным данного ходатайства стала торопить Карамзина и требовать, чтобы он не произносил те же основания, что были озвучены ранее для других ходатайств, на что Карамзин ответил, что он и так ходатайство на восемнадцати листах озвучивает за 45 секунд, доводы приводит в связи с тем, что речь идет о разных вещественных доказательствах, иначе бы прокурор не выделял бы каждое отдельно.

Судья объявила замечание за пререкание с председательствующим

“После следующего замечания я вас удалю из зала. Это понятно?” – сказала в своем пренебрежительном тоне судья Баранова.

Действия в обход постановления об оперативно-розыскном мероприятии

В ходатайствах о признании недопустимым доказательством мобильного телефона iPhone 8 Карамзин отмечает, что телефон был выдан и изъят у Зуева с нарушениями Уголовно-процессуального кодекса и нарушением требований федерального закона об оперативно-розыскной деятельности. Карамзин особо отметил, что отсутствие информации, кто и куда направляет телефон, не позволяет понять и то, как этот телефон попал в камеру. В постановлении о проведении ОРМ написано, что переданный лицом по имени Денис мобильный телефон изыматься не будет. Но телефон был изъят, а потом “чудесным образом” оказался в камере № 41. Непонятно, кто его туда принес. В постановлении за подписью начальника УФСБ по Москве и Московской области Дорофеева нет ни одной строчки о том, что телефон надо выдать Зуеву, который в суде пояснял, что телефон он получил у начальника СИЗО №8 Сильвестрова, что не предусмотрено постановлением об ОРМ.

Карамзин особо отметил, что телефон передан в камеру Карамзину на основании незаконного указания Сильвестрова. Зуев четко сказал, что телефон ему выдал начальник СИЗО №8, то есть вопреки требованиям федерального закона об ОРД в рамках оперативного эксперимента решение о передаче телефона в камеру Карамзину было принято начальником СИЗО №8. Карамзин процитировал переданные Зуевым слова Сильвестрова из аудиопротокола судебного заседания:

“Иди и отнеси телефон в камеру Карамзину”.

По постановлению о проведении ОРМ предусмотрено, что на втором этапе необходимо задокументировать передачу Зуевым Карамзину мобильного телефона, а затем совместно с ОСБ УФСИН России по Московской области пресечь его незаконную деятельность, составить с участием представителей общественности протокол с изъятием у Карамзина мобильного телефона. Как следует из рапорта по результатам оперативно-розыскного мероприятия от 17 октября 2019 года, на втором этапе оперативного эксперимента задокументировано получение Карамзиным от Зуева мобильного телефона, ранее переданного последнему Портным. Одновременно этот рапорт подтверждает, что второй этап не был выполнен. Необоснованно прекратив проведение оперативного эксперимента якобы после передачи мобильного телефона Карамзину, то есть уклонившись от исполнения обязанности пресечь незаконное использование Карамзиным телефона путем составления протокола о его исследовании, не были решены задачи, предусмотренные ФЗ об ОРД.

“Телефон просто швырнули в камеру. После того как его Карамзин вернул назад, они испугались дальше фальсифицировать эти доказательства. Когда на записи было зарегистрировано: “Заберите свой телефон, за ним сейчас ФСБ придет” [слова Карамзина], развернулись и ушли. (…) Если у тебя в постановлении написано войти и изъять с представителями общественности, значит ты должен войти и изъять, а если тебе Карамзин выдал этот назад телефон, у тебя начинает гореть одно место и ты начинаешь думать, как фальсифицировать”, – сказал Карамзин.

Многочисленные нарушения при изъятии телефона

В следующем ходатайстве Карамзин сказал, что телефон iPhone 8 является недопустимым доказательством, потому что он получен и изъят у Карамзина в его камере с нарушением закона. 17 октября 2019 года в 22:50 было вынесено постановление о возбуждении уголовного дела и о принятии его к производству. Уже после возбуждения дела 18 октября с сопроводительным письмом якобы от начальника СИЗО № 8 в следственный отдел поступил конверт с изъятым мобильным телефоном и зарядным устройством. Вместе с тем в силу положения части первой статьи 86 собирание доказательств в ходе уголовного судопроизводства осуществляется указанными там лицами. В материалах уголовного дела отсутствуют какие-либо доказательства, подтверждающие, что мобильный телефон, поступивший 18 октября 2019 года, был собран следователем путем производства следственных и иных процессуальных действий. Начальник СИЗО, якобы передавший мобильный телефон, не входит в число лиц, обладающих правом собирать и представлять доказательства. Сопроводительное письмо от 18 октября 2019 года, на основании которого в следственный отдел поступил конверт с мобильным телефоном, начальником СИЗО № 8 Сильвестровым не подписано, а подписано неустановленным лицом, а подпись Сильвестрова фальсифицирована – так установил специалист, о чем Карамзин приложил соответствующее заключение.

В материалах уголовного дела отсутствуют объективные сведения о лице, которое направило следователю телефон в опечатанном виде, также это не удалось выяснить у свидетелей во время судебного заседания – сотрудников Щепеткова, Добрякова и замначальника СИЗО Харчева: ни один из этих свидетелей не сказал, кто передал телефон следователю.

Карамзин обратил внимание судьи, что она как председательствующий в суде ранее при рассмотрении в делах подобных случаев – отсутствия протокола выемки – признавала доказательства недопустимыми.

В итоге телефон был изъят ни по нормам УПК, ни по закону об ОРД, ни по правилам внутреннего распорядка СИЗО (не составлен протокол, досмотр вещей в отсутствие обвиняемого), делает вывод Карамзин, поэтому телефон не может быть допустимым доказательством.

Также Карамзин просил признать недопустимыми доказательствами ряд других документов и предметов, так как они получены или приобщены к материалам дела с нарушением различных процессуальных норм (отсутствие указаний всех необходимых сопроводительных сведений в протоколах и даже отсутствие подписи, нарушение подследственности, отсутствие протокола выемки, подмена [ноутбука] и т.д.).

Многие ходатайства Карамзина дополнены соответствующими заключениями специалистов, однако судья не давала возможности Карамзину раскрыть их содержание.

“Прекратите надо мной издеваться”. Возражение на действия председательствующего

При начале оглашения Карамзиным очередного ходатайства судья снова прервала Карамзина и потребовала заявить лишь, по ее словам, “сущность” ходатайства.

Карамзин заявил возражение на действия председательствующего:

“Я полагаю, что тот картбланш, который суду неизвестные и не участвующие в уголовном процессе лица дали на такое беспримерное, нечестное нарушение процесса, он не может быть использован таким, опять же, говорю, таким некрасивым и нечестным, несправедливым способом. Обвинение два года собирало доказательства моей вины, представило их в тридцати томах. Обвинение несколько судебных заседаний, в том числе зачитывая обвинительное заключение, монотонно, в течение часа зачитывало свои эти… Председательствующая все это выслушивала без всяких возражений. Как только подсудимый, в данном случае подсудимый, начинает приводить очень серьезные факты, свидетельствующие о том, что доказательства его вины собраны в результате провокации, председательствующая его незамедлительно перебивает и использует свои полномочия, опять же, в рамках незаконного указания, полученного от вышестоящего руководства, именно самым нечестным, жестоким способом.

Это неправильно. Вы не можете перебивать меня каждый раз, когда я хочу высказать доводы в свою защиту. Не имеет никакого значения, сколько лично вам требуется времени для того, чтобы понять, что я говорю. Несколько раз в течение процесса выяснилось уже, что даже, восприняв первые строчки моих доводов, вы делаете абсолютно другой вывод, а потом, разобравшись, выясняется, что я хотел сказать совсем другое. Точно так же, устраивая эту беспримерную гонку, вы превращаете судебный процесс в фикцию, в фарс, потому что невозможно предугадать, что я вам хочу сообщить, а вы мне даже не даете возможности это сообщить. У вас есть одно-единственное право, данное вам законом: вы должны выслушать мои доводы и дать им оценку. Значит, вы не можете возвратиться… Я не хотел этот пафос произносить. Вы не можете восстанавливать практику в нашей стране, ту, когда вы благодаря каким-то выкрутасам удаляете подсудимых из зала судебного заседания. Это не что иное, как выкрутас, не имеющий никакого процессуального объяснения, было то, когда вы меня удалили.

Сейчас каждый раз, когда я пытаюсь какой-то серьезный довод заявить, вы меня шантажируете удалением. Вы мне устанавливаете какой-то регламент: в течение секунды или двух я должен огласить свой довод. У каждого человека есть свои способности, свои речевые таланты, свой способ мышления. Я не могу… я не участвую ни в какой гонке под стартовым пистолетом. Пожалуйста, возьмите себя в руки и вернитесь к соблюдению процессуального закона. Прекратите, пожалуйста, надо мной издеваться, потому что, еще раз повторю, вы человек молодой, уважаемый товарищ председательствующий, у вас другая скорость мышления. Дайте мне возможность заявить свои доводы. Я возражаю на ваши такие беспримерно необоснованные, жесткие рамки, которые вы для меня устанавливаете”.

Незаконное постановление о проведении оперативного эксперимента

Карамзин продолжил свое ходатайство и заявил, что постановление о проведении оперативного эксперимента незаконно. Не был установлен размер взятки. Не было установлено, что Зуев является государственным служащим. У оперативного органа в материалах дела представлены доказательства, что по состоянию на дату вынесения постановления об ОРМ сведений о сумме взятки не было. Сведения Зуев получил только в разговоре с психологом.

Недопустимость полученных провокацией доказательств

Карамзин попросил суд обратить особое внимание на прилагаемое мнение Верховного суда Российской Федерации о том, что доказательства, полученные в результате провокации, являются недопустимыми, и как любые другие недопустимые доказательства эти доводы должны быть рассмотрены на стадии рассмотрения ходатайства о недопустимости.

“Уважаемый суд, в связи с незаконным требованием ограничить меня в заявлении ходатайства я вынужден, подчиняясь незаконному требованию, для того чтобы хоть как-то обеспечить соблюдение своих прав, просить суд приобщить ходатайство № 38 на тридцати пяти листах к материалам дела. В качестве неотъемлемой части этого ходатайства являются перечисленные в нем ссылки и документы [на 113 листах]. В том числе ссылка на то, что Верховный суд Российской Федерации полагает, что доказательства, полученные в результате провокации, являются недопустимыми, и как любые другие недопустимые доказательства эти доводы должны быть рассмотрены на стадии рассмотрения ходатайства о недопустимости”, – сказал Карамзин.

Он попросил приобщить к ходатайству заключения эксперта: о том, что 14 октября 2019 года Зуев провоцировал Портного на встречу; о том, что 16 октября 2019 года в разговоре между Зуевым и Карамзиным в кабинете психолога отсутствовали сведения, дающие основание полагать, что Карамзин обращается к Зуеву с какой-либо просьбой и предлагает ему какую-либо взятку; о том, что реплики, невыгодные обвинению, закрыты при прослушивании стенограммы, а именно – реплики о том, что Карамзин говорит Зуеву, что надо передать деньги под расписку (реплики закрыты посторонними шумами и фразой “неразборчиво”).

Судья с сокращениями зачитывает ходатайство Карамзина

Судья вновь прервала Карамзина и потребовала передать ей в письменном виде ходатайство и приложения, которые огласила сама.

Она отрывочно зачитала: основания для оперативного эксперимента отсутствовали; размера взятки в собранных предварительно материалах не было; полномочия Зуева не относились к тем действиям, по поводу которых проводилась проверка; ОРМ производилось на основании голословного заявления незаконно, в постановлении и иных документах по оперативно-розыскному мероприятию содержатся разночтения, в частности, время звонка, поступление информации и иные разночтения; поведение Зуева не предусматривало, что он действовал в качестве должностного лица ФКУ “СИЗО №8”, а действовал как генеральный директор компании; по сути в своих показаниях и в иных данных Зуев признал провокацию, поскольку не отрицал то, что он занимал должность генерального директора, брал консультации у Карамзина, разговаривал с ним по поводу взаимоотношений его как участника “СК ГарантСтрой”; действия Зуева противоречили тем требованиям, которые предъявляются лицу, занимающему вышеназванную должность, должностной инструкцией; сведения о первоначальном разговоре носят противоречивый характер; Зуев не отказывался от взятки, не сообщал о незаконности; сведения о телефонном разговоре 13 октября, указанные исходя из постановлении о проведении ОРМ, сфальсифицированы; не соответствуют действительности сведения, которые изложены как сведения о звонках Портного Зуеву, поскольку все было прямо противоположно: именно Зуев был инициатором этого звонка; переданная Портному записка является смонтированной в целях незаконного уголовного преследования; разговор от 14 октября – провокация, так как Зуев был известен Портному как генеральный директор “СК ГарантСтрой” и сам звонил Портному и, провоцируя его на разговор определенного характера, записывал это на техническое устройство; 16 октября разговор в кабинете у психолога также является провокацией, поскольку Карамзин под надуманным предлогом был вызван для беседы с психологом, искусственно создана обстановка, когда он остался совместно с Зуевым один на один, Зуев провоцировал Карамзина на какие-то разговоры, которые впоследствии следователь расценил как разговоры коррупционной направленности; аудиозапись расшифрована неверно, сокрыты данные, сокрыта часть этого разговора, те, которые можно интерпретировать в пользу подсудимого; аудиовидеозапись от 17 октября 2019 года не в полном объеме и неправильно интерпретирована; пронос телефона в СИЗО №8 сам по себе является провокацией, и в этих обстоятельствах передача мобильного телефона Зуевым Карамзину является провокацией: Зуев без согласия Карамзина пронес в следственный изолятор и передал в камеру мобильный телефон; на основании судебной практики, постановления Конституционного суда, решений Верховного суда по конкретным делам – действия, совершенные в результате провокации, не могут являться составом преступления.

Также судья назвала приложения к ходатайству Карамзина.

Карамзин дополнил свои ходатайства, сказав, что по версии обвинения Карамзин предложил Зуеву деньги в разговоре между 16 и 17 часами в кабинете психолога 16 октября, но в судебном заседании 5 апреля было приобщено требование на вывод Карамзина из камеры, а также ответ начальника СИЗО Сильвестрова о том, что Карамзин был выдан из камеры в 17 часов 50 минут – таким образом он не мог находиться в кабинете психолога в указанное обвинением время и не мог в это время предложить Зуеву 50 000 рублей.

“Это не только алиби – то, что меня не было в этом месте, но и [говорит] о качестве работы, которую проделало обвинение”, – заключил Карамзин.

Обсуждение ходатайств о признании недопустимыми доказательств

После этого судья поставила на обсуждение ходатайства Карамзина о признании недопустимыми доказательств.

Адвокат Каратаев, поддерживая, как и остальные защитники и подсудимый Портной, заявленные ходатайства Карамзина, отметил, что неоднократные ссылки Карамзина при ходатайстве на решения судов по конкретным делам допустимы, так как в Российской Федерации частью первой статьи 7 Конституции РФ декларирован принцип всеобщего равенства перед законом, и реализуется он в том числе в том, что в своих решениях суды опираются на использовании ранее вынесенных другими судами решений. Каратаев привел примеры судебных решений и попросил их приобщить к заявленным ходатайствам.

Адвокат Каратаева заявила, что прежде, чем рассматривать ходатайство о недопустимости доказательств, необходимо рассмотреть ходатайство Карамзина о приобщении заключения специалистов.

Судья вынесла решение ходатайства Карамзина о недопустимости доказательств приобщить к материалам дела, оценку доказательств дать при принятии итогового решения по делу в совещательной комнате при рассмотрении дела по существу. Другие ходатайства судья удовлетворила частично: заключения специалиста приобщить к материалам дела, а в приобщении материалов судебной практики отказать.

Ходатайство о вызове для допроса экспертов

Адвокат Шелупахин заявил повторное ходатайство о вызове для допроса экспертов Романовой и Жигулина, так как заключение этих экспертов [о договоре] является одним из ключевых доказательств по уголовному делу, но качество его подготовки защиту не удовлетворяет. Кроме того, Шелупахин сообщил и о процессуальных нарушениях, допущенных при его подготовке и оформлении.

Карамзин, поддерживая ходатайство, добавил, что допрос эксперта соотносим с незыблемым правом любого человека допрашивать лиц, которые свидетельствуют против него. Кроме того, в данном случае эксперты очень небрежно, с нарушением методик, выполнили заключение в отношении договора, который до этого семь раз был на протяжении семи лет исследован другими экспертами.

Судья после поддержки ходатайства другими адвокатами, Портным и возражения прокурора отклонила ходатайство Шелупахина.

Допрос специалиста

Затем по ходатайству защиты был допрошен специалист Галочкин, который сделал заключение, что в материалах следствия одни и те же снимки предметов (конверта, телефона и DVD-диска) используется в нескольких протоколах осмотра предметов, а подпись от имени следователя Южакова выполнена не Южаковым, а другим лицом.

Исследование и приобщение доказательств

Далее в суде были исследованы доказательства: в том числе оригинал договора займа от 20 июня 2007 года, протокол опроса свидетеля Гаязовой, выписка из банка по счету Блоцкого, документы, касающиеся почерковедческих исследований, постановления о назначении экспертизы, сообщение о результатах исследования, постановление о назначение технико-криминалистической экспертизы и другие документы, а также данные, касающиеся характеристики личности Карамзина и Портного.

Далее судья частично удовлетворила ходатайства о приобщении ряда материалов, отказав приобщить обращения Карамзина с жалобой на вымогательство, а также другие материалы, не имеющие, по ее мнению, отношения к делу и не являющиеся доказательствами по делу.

Были приобщены также журналы учета предложений, заявлений и жалоб, другие доказательства и некоторые материалы.

Обсуждение ходатайств о назначении повторных экспертиз договоров и подписей

Далее судья поставила на обсуждение ходатайство о назначении трех экспертиз – повторной комплексной почерковедческой и технико-криминалистической по подписи Блоцкого в договоре на 200 тысяч долларов, экспертизы по подписи Карамзина в том же договоре по подписи от имени Карамзина и подписи Карамзина в рамках исполнительного производства.

Карамзин заявил, что после знакомства с договором в оригинале он подтверждает свои доводы о том, что он не ставил подпись на чистый лист, как утверждает обвинение на основе экспертизы. Также он после знакомства с оригиналом договора на 115 тысяч долларов убедился, что такой договор с Блоцким он не заключал, подпись на этом договоре ему не принадлежит.

Карамзин также обратил внимание суда, что исследованы не все доказательства, о которых он просил и в отношении которых в то же время не принято решение об их недопустимости.

Защитники и Портной поддержали ходатайство о назначении повторной экспертизы подписей на договорах, прокурор не усмотрела оснований для повторных экспертиз.

Но в итоге судья постановила: в удовлетворении ходатайства подсудимого Карамзина о назначении повторных почерковедческих судебно-технических экспертиз договоров с Блоцким и подписей под документами об исполнительном производстве после решения Черемушкинского районного суда отказать.

Показания Карамзина

Судья удовлетворила ходатайство Карамзина о проведении его допроса и предоставлении возможности дать показания, и Карамзин дал показания по эпизодам инкриминируемых ему деяний.

Эпизод с Блоцким

По эпизоду с Блоцким Карамзин рассказал, что познакомился с Блоцким в январе–феврале 2006 года при поиске специалиста, который поможет решить его клиенту коммерческий спор с Фондом Сороса. По рекомендации его родственницы К. [названы имя, отчество, фамилия] другая его родственница Ц. [названы имя и фамилия] познакомила его с Блоцким, рекомендовав его как человека, обладающего необходимыми знаниями для решения этих вопросов. После этого Карамзин представил Блоцкого своим клиентам и партнерам – Марку Ричардсу и Георгию Грешных. Из денег, выделенных на тот момент Грешных, Блоцкому было уплачено 300 тысяч долларов для того, чтобы он приступил к решению вопросов в рамках этого коммерческого спора. Об этом Карамзиным был составлен договор с использованием оборотов, которые отвечали содержанию взаимоотношений с Блоцким. Получив 300 тысяч долларов, Блоцкий не выполнил своих обязательств, которые были ограничены конкретными сроками. После этого возникла первая конфликтная ситуация с Блоцким, в ходе которой с ним велись многочисленные встречи. И Грешных, который на тот момент финансировал привлечение Блоцкого, первый раз сказал ему, что Блоцкий может оставить 30 тысяч долларов и вернуть 230. Блоцкий не принял это предложение, и на основании этого договора было подано исковое заявление в Измайловский районный суд о взыскании с Блоцкого части суммы задолженности. По каким-то процессуальным причинам производство по этому делу было прекращено в марте или в феврале 2007 года определением Мосгорсуда. После этого в ходе переговоров между Блоцким и Грешных Блоцкий возвратил часть из этих 300 тысяч долларов, а именно 115 тысяч долларов, чем создал впечатление того, что он добропорядочный контрагент, который хочет исполнять свои обязательства. Карамзин сообщил, что на решение Блоцкого возвратить 115 тысяч долларов повлияли два письма, написанные Блоцкому вышеназванной Э., которую Карамзин назвал пожилым, образованным человеком с активной жизненной позицией. В письмах Э. эмоционально высказала Блоцкому, что он ведет себя непорядочно и недостойно статуса человека, который называет себя автором книг о Президенте России Путине. Возвратив 115 тысяч долларов, Блоцкий таким образом выступил в глазах Грешных порядочным человеком. Также Блоцкий уверил Грешных, что произошел сбой, и необходимо добавить еще деньги, что поможет решить вопрос с Фондом Сороса окончательно. У Карамзина в это время были деньги – около 500 тысяч долларов, принадлежащие Марку Ричардсу, что видно и из таможенной декларации, представленной суду. Марк Ричардс вместе с Грешных распорядились, что необходимо добавить Блоцкому недостающую до 500 тысяч долларов сумму для того, чтобы он все-таки исполнил свои обязательства.

20 июня 2007 года Блоцкий прибыл к Карамзину в офис на улицу Розанова с согласованным в ходе переписки по электронной почте распечатанным договором на 315 тысяч долларов. Блоцкий, по словам Карамзина, затеял “какой-то спор, абсолютно несущественный, связанный с тем, что будет ли он платить проценты за деньги, если не выполнит обязательства, или не будет”. Он начал исправлять содержание одного из договоров на гостевом компьютере в офисе, вносил правки, возвращался с ними к Карамзину и самостоятельно распечатывал их на принтере, что и видели свидетели, рассказывали об этом в суде. В этот момент Грешных и Ричардс в ходе переговоров Карамзина с ними по конференц-связи, которые организовал Карамзин в связи с сомнениями в заключении договора и передаче денег, приняли решение деньги Блоцкому необходимо передать. В связи со своими сомнениями в добропорядочности Блоцкого Карамзин попросил его написать от руки в договоре, что, как показалось Карамзину, Блоцкий и сделал, однако в итоге на руках у Карамзина “оказался договор с закорючкой”.

“Я никогда бы не позволил, чтобы он второй раз меня объегорил с этой закорючкой, так, как он сделал с компанией “Танзанит”. Но на тот момент ловкость рук и никакого обмана. Я увидел, что он написал от руки “получил”, приступили к пересчитыванию денег, он начал говорить, что доллары фальшивые и т.д., и т.д. В общем, заморочил голову. И в конечном итоге ушел из офиса, держа в руках 315 тысяч долларов”, – рассказал суду Карамзин.

Блоцкий не выполнил обязательства по договору, что выяснилось примерно к середине июля, перестал отвечать на телефонные звонки. Карамзин признался, что так как деньги, переданные Блоцкому, не принадлежали Карамзину, и решение о передаче денег принимал не Карамзин, то он не испытывал повышенной эмоциональности претензий к Блоцкому, не очень нервничал, однако попросил своего брата Павла Кокаева съездить к Блоцкому и попросить вернуть деньги.

К удивлению Карамзина, Кокаев и Блоцкий приехали в офис к Карамзину. В ходе переговоров Карамзин попросил Блоцкого вернуть помимо 315 тысяч долларов еще 115 тысяч из тех, которые Блоцкий получил ранее по договору c “Танзанит”, а остальные деньги оставить себе. Блоцкий согласился, но при согласовании договора, который по просьбе Блоцкого, был составлен с иностранной компанией, он писал Карамзину со специально созданной анонимной электронной почты.

“Любому человеку понятно, что (тогда я на это не обратил внимания) только злоумышленник может использовать подставную электронную почту”, – заметил Карамзин.

Карамзин напомнил также, что электронная переписка, которую представил Блоцкий следствию, была подвергнута корректировке, о чем свидетельствуют пометки “forward” (пересылка) на одном из проектов договоров.

Затем у Карамзина была одна (а не несколько, как утверждает Блоцкий) встреча с Блоцким в кафе на Баррикадной, куда Карамзин привозил договор между Блоцким и компанией “Тридом Корпорейшн”, с подписью Ричардса. Но Блоцкого не устроила указанная компания и подпись Ричардса, чему Карамзин не придал значения, так как был уверен в намерении Блоцкого вернуть деньги, поскольку Блоцкий уже приезжал к Карамзину в офис с Кокаевым и согласился вернуть деньги.

После этого Блоцкий снова перестал отвечать на звонки Карамзина.

А 31 июля глава компании АО “ДСК-1” Владимир Копелев попросил Карамзина через секретаря Ольгу Гудзь прийти к нему в кабинет, где показал факс от Блоцкого:

“Владимир Ефимович, дорогой, я возвратил вам деньги. Благодарю вас”.

К записке было приложено платежное поручение на 85 тысяч долларов.

Ранее Блоцкий действительно после беседы в офисе с Карамзиным перевел ему 23 июля 85 тысяч долларов. Копелев высказал Карамзину претензию в связи с тем, что “светится” его имя. Ранее, в 2006 году Карамзин знакомил Копелева и Блоцкого, они виделись один раз.

Письмо Блоцкого Копелеву свидетельствует о мошеннических намерениях Блоцкого, поскольку он вопреки очевидной необходимости не указал в своем сообщении какие-либо конкретные цифры и факты – по какому договору он возвращает деньги, какова общая сумма долга и т.д.

“Если уже человек идет на такую открытую конфронтацию, когда выискал моего партнера Копелева и начинает каким-то образом [его] втягивать, я понимаю, что может возникнуть какой-то скандал на этой почве”, – считает Карамзин.

Карамзин сказал, что он решил сосредоточиться на возврате оформленных договором 315 тысяч долларов и дал указание подать в суд исковое заявление с требованием о взыскании с Блоцкого. Заявление в октябре 2008 года поступает в суд, однако Карамзин не следит за этим процессом, так как речь идет о возврате не его личных средств. В итоге, когда Карамзин является в суд, он сам просит суд назначить экспертизу подписей под договором и передает договоры суду. Второй раз о необходимости провести экспертизу подписи Блоцкого Карамзин заявил следователю в 2009 году. И при втором вызове уже к другому следователю Карамзин вновь просит провести экспертизу.

В 2013 году стало известно об удовлетворении иска к Блоцкому, Блоцкий подает апелляционную жалобу. Карамзин, прочитав жалобу, посчитал слишком строгим решение суда, начислившего Блоцкому высокие проценты и “все, какие возможно, штрафные санкции”. Карамзин не верил в то, что решение суда первой инстанции устоит в апелляционной инстанции, и не захотел идти на апелляционное рассмотрение, но апелляционная инстанция оставляет решение без изменений.

Блоцкий более 17 раз пытался решение отменить, обжаловал его в инстанционном порядке до конца, затем стал его обжаловать по вновь открывшимся обстоятельствам, и каждое из 17 заявлений о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам доходило до Верховного суда, но решение устояло.

О мошеннических намерениях Блоцкого, считает Карамзин, свидетельствуют его позиция и манера общения с Карамзиным в переписке и в суде, неспособность назвать конкретные факты относительно покупки дома (имя продавца, адрес дома, отсутствие письменного договора залога, договора аренды банковской ячейки, и т.д.), на которую ему якобы срочно понадобились деньги летом 2007 года.

В конце концов только в 2015 году в результате стараний Блоцкого возбуждается уголовное дело, однако следователи Карамзина по нему не вызывают, а следователь Глазырин, по словам Карамзина, признался ему:

“Извините, мы все понимаем, что никакого преступления здесь нет, но мы вынуждены возбудить это дело, потому что он нас уже замордовал этими жалобами. Мы его сейчас возбуждаем и отправим в какой-то райотдел”.

Далее Карамзин отмечает, что юридическая процедура по взысканию с Блоцкого денег происходила без его непосредственного участия, он не получал исполнительный лист и не подписывал какие-либо документы по исполнительному производству, что не является, как утверждает обвинение, эпизодом продолжаемого преступления.

Карамзин также привел эпизод очной ставки Карамзина и Блоцкого в кабинете следователя Бивола в январе 2018 года, которая была записана на видео и на которой Блоцкий не может ответить по существу на многие вопросы.

Также Карамзин напомнил суду, что в 2018 году зампрокурора Юго-Западного округа Москвы постановил, что в деле Карамзина нет мошенничества и оно должно рассматриваться только по статье 303 о подделке документов.

В марте 2019 года Карамзин встретился с начальником управления “М” ФСБ России по Москве Натаровым [по инициативе последнего], с которым был ранее знаком. На встрече обсуждался коммерческий многомиллиардный спор между компанией “Китиа”, которую Карамзин представлял, и Копелевым. Ранее в феврале 2019 года Карамзин встречался с Копелевым в Баден-Бадене, и Копелев сказал Карамзину, что будет выполнять решение суда (арбитражного, принятого в пользу компании “Китиа”), хотя помощник Копелева сообщил Карамзину, что Копелев “уже перевел два миллиона евро в Турцию” и “идет под крышу к [начальнику УФСБ России по Москве и Московской области] Дорофееву”.

Натаров на встрече в марте 2019 года “достаточно дружелюбно” сказал Карамзину, что “надо заканчивать с Копелевым этот спор”, что Карамзин не прав. Однако Карамзин ответил Натарову, что он живет в России и у него нет недвижимости за границей, тогда как у его оппонентов по коммерческому спору иностранное гражданство, но давление представителем госструктуры оказывается именно на Карамзина. Карамзин предложил, чтобы Копелев выплатил клиенту Карамзина Ричардсу 10% из выигранных в суде 15 миллиардов. Натаров же пригрозил реанимировать против Карамзина дело Блоцкого. Но Карамзин выразил уверенность, что “дело Блоцкого” ему ничем не грозит ввиду его несостоятельности.

Через два дня Карамзин передал курьером Натарову справку для Дорофеева, изучив которую, по его мнению, от него должны были отстать, поскольку в споре с Копелевым правда на стороне Карамзина. Однако Натаров посоветовал Карамзину уехать из России, что Карамзин и сделал 17 марта.

В начале апреля Карамзин стал получать сообщения о том, что вокруг против него ФСБ ведет ОРД [оперативно-розыскные мероприятия]. Однако в личном звонке и сообщениях Натарову Карамзин заявил, что не собирается ни от кого скрываться.

Несмотря на сообщения о начале ОРД против него Карамзин прилетел в Москву, что, подчеркнул Карамзин, показывает его уверенность в том, что он был уверен в своей невиновности и что он законопослушный гражданин.

Однако 10 апреля перед заседанием Арбитражного суда по спору Копелева и компании “Китиа” он был задержан по делу Блоцкого.

Карамзин обратил внимание суда на то, что Блоцкий в судебном заседании, когда Карамзин его спросил, сколько он денег у него украл, ответил, что свои обязательства по договорам с компанией “Танзанит” и с Карамзиным он выполнил, чем разрушил собственную ранее высказанную версию событий, согласно которой он о компании “Танзанит” ничего не знает и ранее никаких отношений у него с Карамзиным не было и никаких денег он не получал.

Судья потребовала от Карамзина говорить о фактических обстоятельствах по делу Блоцкого, а защитников задавать ему вопросы.

Адвокат Каратаева попросила Карамзина подробнее рассказать об обстоятельствах передачи денег Блоцкому 20 июня 2007 года.

Карамзин рассказал, что в тот день в офисе на ул.Розанова в присутствии свидетелей Пелешко, Шустова и других лиц, которые находились в офисе, он передал Блоцкому 315 тысяч долларов США по двум договорам на 200 и 115 тысяч долларов. Оба договора Блоцкий подписывал в его присутствии, но вместе с тем совершал с одним из договоров (с каким точно, Карамзин не знает) манипуляции возле принтера. Один проект договора, который Блоцкий принес с собой и который был заранее согласован по электронной почте, остался неизменен, во второй договор Блоцкий вносил изменения в ходе встречи 20 июня 2007 года. Блоцкий, по мнению Карамзина, заметно нервничал, потому что речь шла о больших деньгах. Ему не нравилось, что он вынужден подписывать заемные обязательства, потому что официально речь шла о передаче денег в долг. Подразумевалось, что в случае, если он не выполнит свои оставшиеся не оформленными – “закадровые” – обязательства по оказанию содействия в споре с Фондом Сороса, то он будет возвращать эти деньги пропорционально выполненной им работе. Ранее в феврале 2006 года Блоцкому было передано 300 тысяч долларов.

Отвечая на вопросы адвоката Каратаевой, Карамзин также сказал, не похищал деньги у Блоцкого, и не получал 30 тысяч долларов, которые Блоцкий якобы вернул Карамзину без документов и без расписки в неизвестном месте вопреки требованиям договора, который Блоцкий признает (о том, что деньги должны быть возвращены под расписку).

Затем судья попросила Карамзина уточнить, какие услуги должен был оказать Блоцкий.

Карамзин сообщил, что услуги были указаны в договоре и связаны они были с тем, что Блоцкий должен был опубликовать в СМИ какие-то материалы, которые бы повлияли при помощи общественного мнения на принятие должностными лицами решений, и оказать законное влияние (привлечением адвокатов) на принятие решений суда и ФАС. Используя свой авторитет, личные связи, знакомства с руководством страны и силовых ведомств России, Блоцкий должен был провести журналистское расследование, в результате которого установить обстоятельства вмешательства офицеров ФСБ в разрешение хозяйственного спора, обратиться с письменным запросом к Патрушеву в срок не позднее 30 марта 2006 года и обратиться на личном приеме к руководству Высшего арбитражного суда и федерального арбитражного суда Московского округа с аналогичными устными и письменными запросами с целью выяснения обстоятельств вмешательства офицеров ФСБ в разрешение спора.

Карамзин сказал, что Блоцкий говорил, что дружит с председателем ВС Яковлевым, может зайти к нему и пожаловаться как журналист. Никаких незаконных услуг Карамзин оказывать Блоцкого не просил, не просил его выступать посредником в даче взятки.

“Я – влиятельный человек, после моего появления все станут дисциплинированны и начнут принимать законные решения”, – передал слова Блоцкого Карамзин.

Отвечая на уточняющие вопросы судьи, Карамзин пояснил, что после нарушения договоренности Блоцким по договору оказания услуг с компанией “Танзанит” на 300 тысяч долларов, частичного возврата им средств (115 тысяч рублей) Блоцкий оставался должен 185 тысяч долларов. Однако, как ранее говорил Карамзин, по решению партнеров Ричардса и Грешных Блоцкий получил по новым договорам (договорам займа) на 200 и 115 тысяч от 20 июня 2017 года еще 315 тысяч долларов. В сумме долг Блоцкого составил 500 тысяч долларов.

Затем Карамзин вновь сообщил, отвечая на вопросы судьи, что не следил за ходом исполнительного производства после решения Черемушкинского районного суда, принявшего решение в пользу Карамзина, и не подписывал какие-либо документы, связанные с взысканием средств с Блоцкого, абсолютно доверяя ведущему это дело своему помощнику юристу Монахову, который подавал документы от имени Карамзина, используя при этом факсимиле Карамзина. О том, что он выступает истцом и взыскателем, Карамзин не знал.

Карамзин добавил, что осмотренные им на текущем заседании договоры с Блоцким он не подписывал.

Эпизод с взяткой

Говоря об эпизоде с взяткой Карамзин обратил внимание суда на то, что после помещения его в СИЗО 12 апреля 2019 года спустя несколько дней начальник следственного изолятора Сильвестров подошел к нему и сказал, чтобы он оказал помощь некоему Димке в его проблемах в арбитражном суде.

После этого к Карамзину в камеру подошел этот Димка [Зуев] и сказал: “Вам говорили про меня? Мне нужна помощь”. После этого он принес Карамзину исковое заявление и материалы дела, из которых следовало, что он является генеральным директором ООО “СК ГарантСтрой”, к которому ЗАО “Армаком” предъявило исковые требования на сумму около пяти миллионов рублей (эти документы суд приобщил в судебном заседании). Карамзин подготовил для Зуева к заседанию суда документы, возражения, план, какие необходимо заявить ходатайства о проведении экспертиз. Он также сообщил “Димке” [Зуеву] свой вывод о том, что деньги его компании придется по иску вернуть, поскольку из исследованных Карамзиным документов следовало, что компания Зуева должна это сделать.

После этого Зуев стал периодически общаться с Карамзиным. 29 апреля 2019 года арбитражный суд вынес решение не в пользу Зуева, но из решения суда, которое имеется в материалах дела, видно, что Зуев выполнил все указания Карамзина. Зуев использовал документы, которые Карамзин ему составил, просто перепечатав рукописные варианты Карамзина и никак их не оформив юридически.

Затем Карамзин, следуя совету Сильвестрова обращаться к Зуеву по бытовым вопросам, попросил Зуева организовать размещение в камере Карамзина холодильника для хранения лекарств и телевизора, которые были приобретены и доставлены в СИЗО Портным.

Карамзин заметил, что для него было необычно, что генеральный директор ООО Зуев участвует в судебных заседаниях и при этом свободно перемещается по СИЗО как будто бы он сотрудник, однако на тот момент Карамзин еще не видел документов о том, что Зуев – сотрудник СИЗО.

Далее Карамзин рассказал, что выполнял просьбы Зуева о приобретении различных товаров для СИЗО (мебели, пылесосов, телевизоров и др.) как просьбы начальства СИЗО, но так как адвокат Белов отказался передавать записки о хозяйственных делах Портному, то он стал их передавать Портному через Зуева, которого воспринимал и помечал в записках как генерального директора ООО “СК ГарантСтрой”.

Карамзин пояснил, что опасался обмана при передаче записок Портному, кроме того, Зуев пожаловался Карамзину на промедление со стороны Портного в приобретении и передаче в СИЗО товаров. По этой причине Карамзин попросил у Зуева телефон для разговора с Портным. Также Карамзин обратил внимание суда, что все записки Портному он, по следуемому им правилу, всегда писал через копирку, оставляя копию себе и отдавая оригинал Зуеву.

С помощью телефона Зуева и совместно с Зуевым были выбраны для приобретения единичные пробные экземпляры различных матрасов и подушек, которые затем были закуплены большими партиями. Карамзин не воспринимал такие покупки как вымогательство, не считает таковыми их и сейчас, а считал и считает их законной благотворительной помощью, основываясь в том числе на соответствующем законодательстве, с которым ознакомился во время описываемых событий.

В одной из записок, которые Карамзин передавал Портному в связи с закупками для СИЗО, он указал телефон Зуева для возможных уточнений при закупке больших партий товаров (партии матрасов) на большие суммы.

Передачу большой партии матрасов Карамзин лично обсуждал и с начальником СИЗО Сильвестровым.

Все обстоятельства приобретения и передачи в СИЗО товарно-материальных ценностей создавали у Карамзина стойкое впечатление, что Зуев является коммерсантом, который каким-то образом зарабатывает на “манипуляциях” (снабжении СИЗО товарами).

Затем в июне 2019 года по просьбе Зуева Карамзин написал апелляционную жалобу на решение суда, хотя и предупредил Зуева, что она не имеет перспектив. Он также попросил Зуева принести ему протокол о его назначении руководителем компании и соответствующие выписки из ЕГРЮЛ, а также четко спросил Зуева, есть ли у него удостоверение сотрудника ФСИН и попросил его показать. Однако Зуев ответил, что удостоверения нет. Тогда Карамзин сказал Зуеву занести в протокол его ответ (что он не является сотрудником ФСИН), и просил его иметь в виду, что Карамзин общается с ним как с генеральным директором ООО «СК ГарантСтрой».

Затем Зуев попросил Карамзина передать 600 тысяч рублей, что и было сделано с помощью Портного, часть суммы была передана наличными.

После эпизода с ноутбуком 19 июня 2019 года Карамзину комиссией было назначено наказание – водворение в карцер, которое Карамзин воспринял как стимулирование его администрацией к большей активности в оказании помощи СИЗО.

Затем Зуев на некоторое время (июль–август) “исчез” и “пропал из зоны видимости”.

В начале сентября СИЗО и камеру Карамзина посетила комиссия. Ее глава представитель Генеральной прокуратуры Лончаков в присутствии Сильвестрова задал Карамзину вопрос, вымогают ли у него что-либо, и получил отрицательный ответ.

После этого Зуев вновь появился и передал Карамзину записку, в которой Карамзину было предложено профинансировать коммерческий проект Зуева на 60 млн рублей. Карамзин поразили “аппетиты” Зуева, о чем он и сказал ему, предложив сделать экономическое обоснование и буклет проекта, на что может быть потрачено 50 тысяч рублей. Карамзин также сказал Зуеву, что он уже “надавал” Зуеву и Сильвестрову 800 тысяч рублей, ассоциируя Зуева и Сильвестрова вместе и воспринимая их как физических лиц.

Далее Карамзин попросил у Зуева в камеру обогреватель, который выдали Карамзину 23 сентября.

Карамзин тем временем надеялся, что 7 октября суд может не продлить ему содержание под стражей, поэтому стремился оттянуть требования финансирования проекта Зуева на 60 млн рублей выставлением встречных требований – предоставлением обогревателя, проведением медосвидетельствования, предоставлением распечаток и документов по делам Зуева. Также Карамзин попросил принести ему вентилятор для более эффективной работы обогревателя, а для вентилятора Карамзин попросил “прибор” – переходник для электропитания вентилятора с наклеенным на него магнитом для закрепления на поверхности металлической мебели камеры рядом со своим рабочим местом. Записку с просьбой о таком “приборе” Карамзин отдал Зуеву.

Зуев в конце сентября – начале октября стал просить Карамзин купить ему iPhone к его дню рождения и под предлогом совершать Карамзину с него звонки и выходы в интернет.

Карамзин после этой новой просьбы Зуева сразу записался на прием к начальнику СИЗО Сильвестрову, которому также высказал претензии о слишком больших аппетитах – требованиях к нему, Карамзину, и напомнил, что не стал жаловаться Лончакову, однако стал подавать жалобы о вымогательстве, которые обещал не отзывать, если сверхтребования продолжатся. Однако Сильвестров, по словам Карамзина, уклонился от обсуждения этой темы, не признался, что требования исходят от него и рекомендовал Карамзину говорить на данные темы с “Димкой” – Зуевым.

Затем ночью – 13 или 14 октября – к Карамзину пришел Зуев и попросил вернуть его документы по его коммерческим делам, пожаловавшись при этом, что слишком медленно выполняются его просьбы. Перед этим Карамзин объяснил Зуеву, что деньги за буклет о его коммерческом проекте он может предоставить Зуеву под расписку и они не являются уже деньгами на благотворительность, как предыдущие.

Карамзин не стал отдавать Зуеву бизнес-план коммерческого проекта, и напомнил, что хотел бы позвонить сыну. Зуев вновь стал в шутливой форме требовать себе в подарок телефон.

7 октября Карамзину было продлено содержание под стражей. Чувствуя, что против него готовится некая провокация и опасаясь дальнейших требований от него финансирования проекта Зуева на 60 миллионов рублей, он написал начальнику СИЗО Сильвестрову 17 октября 2019 года заявление о вымогательстве, но просил его не регистрировать, а сообщить о нем начальнику СИЗО.

Однако после того, как Карамзину было отказано в немедленной встрече с Сильвестровым, Карамзин потребовал зарегистрировать заявление о вымогательстве, и в журнале своей рукой дописал, что это “жалоба на вымогательство”, а зарегистрировавший заявление сотрудник СИЗО Дуганов дописал, что заявление устное.

В этот же день 17 октября Карамзин попросил пришедшего к нему адвоката Белова отправить электронное заявление в Следственный комитет о вымогательстве. Белов рассказал Карамзину, что накануне получал звонки от какого-то человека, как выяснилось, Зуева.

18 октября адвокаты Белов и Вельдин рассказали Карамзину о задержании Портного.

16 октября Карамзин был выведен из камеры в кабинет психолога. Производил вывод сотрудник СИЗО Гаджиев, однако при этом присутствовал и Зуев, который вместо Гаджиева, к которому был обращен вопрос Карамзина, куда его ведут, отвечал, что к психологу.

Карамзин считает, что таким образом Зуев внушил ему, что он идет к психологу, и фактически обманул. В другом случае Карамзин не стал бы никуда выходить из камеры, так как в некоторых случаях мог сам принимать такие решения.

В кабинете психолога Карамзин начал беседу с психологом, Зуев в это время курсировал рядом с открытой в кабинет дверью, хотя обычно психолог при беседе с Карамзиным дверь закрывала. Зуев начал “встревать” в беседу Карамзина и психолога. Психолог прямо спросила Зуева, ведет ли он запись разговора, однако Карамзин, опередив ответ Зуева, сказал, что его это совершенно не беспокоит, так как ничего незаконного или секретного он не обсуждает.

Беседа с психологом продолжилась, она настроила Карамзина на максимально доверительное общение. В этот момент психолога вызвали по телефону, после чего в кабинет сразу вошел Зуев, сел напротив Карамзина на место психолога и показал Карамзину вопросительный жест рукой. Накануне между Карамзиным и Зуевым была договоренность, что Портной даст Зуеву 50 тысяч рублей на печать буклета, передаст Карамзину приборчик для вентилятора. Карамзин сказал, что Портной передаст Зуеву прибор и 50 тысяч рублей. Зуев испугался и переспросил, ему ли предназначены 50 тысяч рублей, на что Карамзин, опасаясь провокации, сказал, что деньги предназначены на ООО “СК ГарантСтрой” – “коммерческий взнос” на буклет. Также Карамзин дважды сказал Зуеву, что эти деньги он должен получить под расписку. На это Зуев сказал, что он боится брать под расписку. Карамзин сказал на это, что эти коммерческие дела никакого не касаются и Карамзину как содержащемуся в СИЗО не запрещено давать деньги под расписку. Также Карамзин напомнил, что уже выдал через Зуева 800 тысяч рублей, не став жаловаться представителю генеральной прокуратуры, так что и о 50 тысячах рублей Карамзин не намерен никому рассказывать.

Зуев задал Карамзину вопрос: “А ты понимаешь, что это уголовка?” На что Карамзин ответил, что 800 тысяч рублей на благотворительность и 50 тысяч рублей на буклет – в этом нет “уголовки”.

Карамзин считает, что Зуев этим разговором провоцировал его на то, чтобы Карамзин начал говорить с ним о том, о чем Зуев хочет – о телефоне и взятке.

Однако Карамзин во время разговора ни разу слово “телефон” не произнес, а под прибором имел в виду прибор для вентилятора.

В этом же разговоре Зуев, у которого на груди висел регистратор, когда понял, что Карамзин недостаточно откровенно с ним говорит, спросил:

“Ты что думаешь, я тебя записываю?”

На что Карамзин ответил:

“Дима, мне все равно. Можешь поставить сюда видеокамеру”.

После того, как психолог вернулась в кабинет, разговор с Зуевым продолжился, Зуев пытался спровоцировать Карамзина, чтобы он произнес какую-то фразу, задавая вопросы “Ну что, тебе принесли телефон? Тебе позвонили? Ты там дозвонился, как хотел?”.

Когда же Зуев вышел из кабинета, Карамзин услышал, как он кому-то доложил:

“Он все сказал. И про сына сказал, и про деньги сказал”.

Карамзин в этот момент убедился, что против него совершается какая-то провокация, поэтому 17 октября, обладая этой информацией, он и написал заявление №1880, о котором говорил выше.

29 октября (приблизительно) у Карамзин состоялся 3-часовой разговор с начальником СИЗО Сильвестровым, в ходе которого обсуждалось вымогательство и задержание Портного. Карамзин ставил вопрос перед собеседником, почему задержан Портной, тогда как Карамзин оказал такую большую благотворительную помощь СИЗО. Карамзин говорил Сильвестрову, что жалобу 17 октября он подал не против Сильвестрова, а против Зуева, так как был обеспокоен требованиями финансирования 60 миллионов рублей в коммерческий проект Зуева.

Сильвестров попросил отозвать жалобу на вымогательство №1880.

После этого к Карамзину 30 октября пришел с журналом сотрудник СИЗО Добряков, который выполнял указания начальника СИЗО. Он попросил Карамзина расписаться в журнале об отзыве жалобы №1880. Но Карамзин отказался и попросил пригласить в следственный кабинет начальника СИЗО. Наличие видеокамеры наружного наблюдения в кабинете и видеорегистратора у Добрякова означает, что Карамзин не делал при Добрякове никаких незаконных дополнительных записей в журнал, так как это неразумно, бессмысленно.

Карамзин сообщил также, что Портному он никаких указаний насчет iPhone и денег по мессенджеру WhatsApp не писал, в переписку с ним не вступал (тогда как Портной в своих показаниях сообщил суду, что по WhatsApp с ним общался некто от имени Карамзина).

17 октября Карамзин вечером находился у себя в камере и сидел за рабочим столом. Открылось окно в двери и Карамзин услышал, что предлагают ужин. У подошедшего к окну в двери соседа по камере спросили, где Карамзин. Он указал на Карамзина, и Карамзина попросили подойти к окну в двери. В него Карамзину Зуев протянул две тарелки (одна на другой, верхняя дном вверх), которые Карамзин взял, приняв за ужин, как ранее неоднократно принимал из рук Зуева как руководителя раздачи ужина по камерам. Кроме того, при такой раздаче Зуев обычно передавал Карамзину более объемные порции, что Карамзин воспринимал как знак благодарности за благотворительность и знак ожидания от Карамзина финансирования проекта на 60 миллионов рублей.

Карамзин взял молча тарелки, а Зуев сказал: “Ты понял?”

На что Карамзин ответил: “Да, понял”, имея в виду, что он понял, что получил повышенную порцию и благодарен Зуеву.

Но когда Карамзин открыл тарелки, он увидел в них телефон и приборчик для вентилятора, о котором не мог подумать, что это зарядное устройство для iPhone.

Как рассказал Карамзин, и это видно на видеозаписи из камеры, он взял прибор в руки, включил в розетку и включил вентилятор. После этого он вернулся к телефону, попробовал на нем набрать номер, включить, но телефон не включался или был под паролем.

Карамзин отложил телефон, а потом отдал его Зуеву, который снова пришел через некоторое время к камере Карамзина и открыл окно в двери. Зуев не сразу, но все же взял телефон и положил в правый карман, Карамзин при этом произнес:

“Заберите свои тарелки. А то за ними сейчас придет ФСБ. Я знаю, как за вашими тарелками приходит ФСБ”.

Зуев закрыл окно и ушел. Через некоторое время пришли сотрудники и вывели Карамзина в бокс, не объяснив, что они будут проводить обыск или досмотр его вещей.

После бокса сотрудники Щепетков и Прокудин отвели Карамзина в следственный кабинет, где под видеозапись, которую осуществлял Гаджиев, показали Карамзину телефон и приборчик для вентилятора, прося дать пояснения.

Карамзину телефон в руки не дали и он не мог определить, был ли это телефон, который Карамзину давал Зуев. Карамзин сказал, что это был телефон, который 19 июля 2019 года ему давал майор ФСБ Ушаков.

Когда Карамзина выводили из камеры, его обыск или досмотрт не проводили, а лишь “похлопали по карманам”, ничего не найдя. Карамзин считает, что в бокс его выводили для того, чтобы подбросить ему в камере что-то незаконное, поэтому находясь в боксе, Карамзин стучал в дверь и требовал проводить обыск в его присутствии.

Отвечая на вопрос прокурора, Карамзин сказал, что при встречах с Зуевым последний был в обычной пятнистой камуфлированной форме, которая не имела шеврона, обозначающего ФСИН России или знаки различия. (“Обычная, в которой все сторожа, все в обычном магазине покупают и ходят”).

Эпизод с ноутбуком

По эпизоду с ноутбуком Карамзин рассказал, что 19 июня 2019 года его привели в следственную комнату, в которую вошли потом следователь Николаев и адвокат по соглашению Асриян. Последнего Карамзин видел второй раз, впервые он видел его в начале июня 2019 года. Тогда Карамзин пожаловался Асрияну, что ему трудно писать рукой большое количество документов по делу, на что Асриян сказал, что у него есть широчайшие возможности, потому что он бывший начальник следственного отдела и придет в следующий раз к Карамзину с ноутбуком. Карамзин предложил, чтобы Асриян приобрел ноутбук за его счет, Асриян согласился. Асриян также сказал, что в отличие от других адвокатов Карамзина как бывший начальник следственного отдела может пронести ноутбук в СИЗО.

В тот день Карамзин ждал адвоката Асрияна с ноутбуком, а также адвокатов Вельдина и Шумилова.

В следственном кабинете Карамзин после прихода следователя Николаева и адвоката Асрияна занимался своими документами, и в первый раз увидел ноутбук в руках Асрияна, который его взял, ничего не говоря и не объясняя Карамзину, начал разворачивать в сторону Карамзина, открыв крышку и показывая экран. В этот момент Николаев сказал, чтобы Асриян включил некое видео. Карамзин не видел, что включили видео, он решил, что на него направили камеру ноутбука, потому что до этого он обратился с ходатайством все его общение со следователем записывать на видео. Карамзин закрыл ноутбук и отодвинул его от себя, сказав, что ничего не будет делать до прихода в кабинет адвокатов Шумилова и Вельдина, а снимать его до этого не надо. Николаев согласился, сказал, что сейчас их позовет, и вышел.

В целом общение с Николаевым и Асрияном продолжалось более часа.

Карамзин несколько раз просил привести к нему его адвокатов, Николаев несколько раз выходил из следственного кабинета, чтобы пригласить защитников Карамзина.

Когда Николаев вернулся второй раз, он сказал Асрияну включить ноутбук, после чего Асриян снова открыл компьютер и стал его включать, а Карамзин снова его закрыл и попросил по стационарному телефону дежурную службу допустить к нему адвокатов, ожидавших его на пропускном пункте СИЗО.

Карамзин далее рассказал, что когда закрытый ноутбук находился на столе перед Асрияном между его рук, Карамзин, считая, что ноутбук в соответствии с договоренностью принесен Асрияном ему, взял его себе за решетку, которая отделяет место для содержащихся в СИЗО от остальной части следственного кабинета.

Карамзин взял ноутбук правой рукой и положил его на стоящую справа от него его сумку высотой около 40 сантиметров и длиной около 80 сантиметров. Карамзину показалось, что ноутбук недостаточно устойчиво лежит на сумке, и он снова развернулся, не вставая, наклонился, снова взял ноутбук в руку и снова опустил его на сумку сверху (эти действия, запечатленные на видеозаписи, сторона обвинения и свидетели обвинения интерпретируют как удары ноутбука об пол).

В этот момент он услышал, что Асриян сказал ему, что это не его ноутбук, а ноутбук следователя. Карамзин немедленно вернул ноутбук на стол кабинета.

Карамзин пояснил, что решил забрать ноутбук, так как считал, что Асриян состоит в сговоре со следователем как бывший сотрудник следственного комитета и с помощью ноутбука, который Карамзин считал своим, Асриян и Николаев хотят снимать Карамзина на видеокамеру. Но после того как Асриян сказал, что это не его ноутбук, за который он отдал 70 тысяч рублей, Карамзин сразу возвратил его на стол. Никаких повреждений на ноутбуке в этот момент не было. О том, исправен был ноутбук или нет, Карамзин сказать не может, потому что он при нем не работал, записи на нем не воспроизводили, никакой программой не пользовались.

После того, как Карамзин вернул ноутбук на стол, следователь Николаев его собрал, свернул блок питания и положил ноутбук в сумку.

При этом Николаев не осматривал ноутбук, когда взял его в руки, не высказывал каких-либо замечаний или претензий. Он позвонил по телефону и сказал, что Карамзин срывает следственные действия и он уходит, так как для того, чтобы уйти, ему должны открыть дверь. Николаев взял ручку и в протоколе, который лежал перед ним, поставил дату, во сколько он уходит.

Вслед Николаеву Карамзин сказал, не хочет ли он предложить что-то подписать ему и Асрияну, но в итоге Карамзин ничего не подписывал.

Карамзин еще раз отметил, что он не видел, чтобы Николаев принес ноутбук и доставал его из своей сумки. Также Николаев не объявлял Карамзину о начале следственного действия, ничего не объяснял, права Карамзину и Асрияну не разъяснял, не объявлял об использовании технического средства ноутбука при следственном действии.

Когда Карамзин положил ноутбук на сумку, Николаев не требовал его вернуть и не говорил о том, что это его ноутбук.

После того как в тот день к Карамзину пришли адвокаты Шумилов и Вельдин, в присутствии Карамзина от его имени они составили жалобу на имя начальника СИЗО. В жалобе Карамзин подробно рассказал о том, что Асриян и Николаев совершили провокацию (копия жалобы со штампом канцелярии находится в материалах уголовного дела).

После событий с ноутбуком Карамзин в ответ на вопрос заместителя начальника СИЗО №8 Харчева, чем он расстроен, сказал, что взял ноутбук следователя, полагая, что это его, Карамзина, ноутбук, и положил его на сумку, следствию воспрепятствовать Карамзин при этом не хотел.

Во время событий с ноутбуком Карамзин считал, что следственного действия не происходит.

Ходатайство о допросе специалистов

Затем Карамзин ходатайствовал о допросе специалистов по экспертным заключениям, которые представлены в материалах дела. Они ожидали в суде допроса, но в связи с поздним временем (на момент ходатайства было примерно 21.25) покинули суд. Карамзин попросил в связи с поздним временем их допрос отложить на следующее судебное заседание.

Судья в удовлетворении ходатайства отказала.

Стадия дополнения. Формально заявленная, но фактически несостоявшаяся

Далее судья несмотря на позднее время неожиданно для стороны защиты заявила, что начата стадия дополнения к судебному следствию, и стала требовать от стороны защиты представить дополнительные доказательства или ходатайства по делу.

Защиты попросила перерыв, судья дала две минуты, которые не могли принципиально исправить ситуацию, в которой оказалась защита – ей необходимо было воспользоваться возможностью представить дополнения к судебному следствию, но для этого необходима подготовка, а судья фактически лишила сторону защиты возможности подготовиться к представлению дополнений и использовать последнюю возможность представить новые ходатайства и доказательства.

Защите пришлось предпринять в таких обстоятельствах все возможное, чтобы использовать стадию дополнений.

Карамзин сказал, что сегодня впервые за все время производства по уголовному делу ему была предоставлена возможность ознакомиться с договорами от 20 июня 2007 года, на основании одного из которых ему предъявлено обвинение в совершении тяжкого преступления. Также на текущем заседании Карамзиным было заявлено ходатайство о проведении экспертизы его подписи, в подтверждение того, что он не подписывал договоры, по которым ему предъявлено обвинение. Ходатайство было отклонено, в том числе и потому, что якобы это те же документы, которые в 2009 году Карамзин передал суду в гражданское дело. Вместе с тем, на протяжении 10 лет эти договоры изымались неоднократно следователем Рогожкиным, следователем Глазыриным, представителем Карамзина Монаховым, на протяжении 10 лет дело находилось в различных условиях хранения. Принимая во внимание, что в материалах исполнительного производства содержатся также документы, содержащие фальсифицированную подпись от его имени и принимая во внимание, что исковое заявление, которое он якобы подписал в 2008 году при обращении в Черемушкинский районный суд, он попросил суд предоставить возможность защите привлечь специалиста, который бы провел исследование подписей в судебном процессе, чтобы не затягивать процесс. Карамзин просил разрешить стороне защиты обеспечить явку специалиста, который по копиям осуществит идентификацию подписи, а в судебном процессе произведет их финальное исследование и решит вопрос, подделаны эти подписи или нет, то есть являются ли они его подписями или не являются.

Кроме того, Карамзин просил предоставить время на исследование подписей, а также исследовать замечания к протоколу осмотра и прослушивания фонограммы от 13 ноября 2019 года.

Судья оснований для отложения рассмотрения дела и привлечения специалистов для исследования доказательств не увидела и в ходатайстве отказала.

После этого судья вновь стала требовать от стороны защиты представить дополнения. При этом она заявила, что у стороны защиты было время подготовиться, так как в представленном защите графике рассмотрения дела планировалось окончание судебного следствия и предоставление дополнений.
Карамзин сказал, что у него есть дополнение, но он физически лишен возможности в такое позднее время, будучи с шести утра на ногах, понимать, что вообще происходит. Он заявил, что какой-либо срочности нет, и можно отложить судебное разбирательство, а никакого графика о том, что сегодня будет завершено судебное следствие, не представлялось, никто сторону защиты не извещал об окончании сегодня судебного следствия, а графика не было, судья обманывает, поступает нечестно и подло.

Однако судья поставила на обсуждение вопрос об окончании судебного следствия.

Адвокат Каратаева заявила возражение и попросила отложить судебное разбирательство для решения вопроса об окончании судебного следствия, чтобы в рабочее время в спокойной обстановке защита имела возможность представить свои дополнения.

Судья стала выносить решение по вопросу об окончании судебного следствия, и Карамзину пришлось напомнить ей, что его мнение осталось не услышанным. Он заявил о своем категорическом возражении против окончания судебного следствия.

“Уголовное дело находится в производстве суда с июня 2020 года. Суд волокитил его рассмотрение с июня месяца. К рассмотрению приступил фактически 18 января [2021 года], предоставив на представление доказательства стороне обвинения январь, февраль, март месяц. Больше двух с половиной месяцев. Поэтому сейчас говорить о том, что существует какая-то чрезвычайная срочность завершить судебное следствие именно сегодня – это нечестно, несправедливо, это лишение права на справедливое судебное разбирательство, поскольку никакой срочности нет.

Также следует принимать во внимание, что председательствующая по делу вводит в заблуждение лиц, участвующих в деле. А именно дважды она предоставляла график, согласно которому судебное следствие должно было быть закончено в феврале месяце, потом в первых числах марта месяца. Сейчас уже апрель месяц. Таким образом два раза обманув сторону защиты о том, что судебное следствие будет закончено один раз в феврале, второй раз в марте, создала впечатление того, что сведения данного графика не являются, так сказать, строгими, которых надо придерживаться. Обманула, не сказав, что планирует завершить судебное следствие на сегодняшнее число, фактически дотянув судебный процесс до 21 часа 30 минут. Когда у подсудимого Карамзина в связи с его возрастом и заболеваниями отсутствует вообще возможность осознавать, что происходит по медицинским показаниям. Когда у подсудимого Портного, который только что сказал, инвалида по зрению, отсутствует один глаз. Когда он говорит, что он не может вообще прочитать какие-то документы, судья настойчиво, жестоко требует сформулировать наличие либо отсутствие дополнительных доказательств, которые могут быть представлены на стадии судебного следствия. Полагаю, что такое ведение процесса не соответствует требованию о справедливости, сформулированному в положениях статьи шестой Европейской конвенции о защите прав и свобод человека”.

Другие адвокаты поддержали возражение, отметив, что не все свидетели защиты были допрошены в суде, и их явка будет обеспечена. Однако судья и прокурор заявили, что все ходатайства защиты о привлечении свидетелей и специалистов ранее уже были отклонены.

Судья заявила, что не усматривает оснований для вызова свидетелей, объявила судебное следствие оконченным и назначила на следующий день начало судебных прений.